Cоната хамелеона 

Я шла по улице к своему дому. Путь проходил по тенистой аллее,
образованной двумя рядами доживающих последние дни в преддверии
обещанного синоптиками урагана тополей. На аллее стояла машина - такой
пикап, вроде маршрутного такси.. я не очень-то в этом разбираюсь. Перед
машиной стоял молоденький паренек и делал машине какие-то странные знаки,
как будто бы подманивал собаку. Машина тихонько ехала к нему.
В кабине никого видно не было. Сначала я  вполне логично рассудила,
что водитель прячется внизу, там где всякие педали. Но, подойдя ближе,
увидела, что дверь приоткрыта, а кабина пуста. Машина ехала.
"Стивен Кинг какой-то..." -- подумала я.
Наверное, по сюжету рассказа ужасов, мне полагалось бы упасть в
обморок или истошно завизжать. Но так как  на аллее все равно никого не
было, визжать в наше время бесполезно, даже если тебя убивают, а падать в
белом джинсовом костюме на сомнительной чистоты асфальт мне не хотелось,
то я промолчала. К тому же - я совершенно не испугалась. Мне, напротив,
стало крайне любопытно.
"Надо же, как интересно! Это он ее силой мысли двигает или тут
какой-то хитрый фокус?"
Не оборачиваясь, мальчик сказал:
-- Это не фокус. Это я ее двигаю. Силой мысли.
Последнее прозвучало на редкость ехидно.
"Он что, еще и мысли читает?" сказала я мысленно, но не слишком
удивленно. Прочитайте столько фантастики, сколько я - едва ли сможете
заорать от удивления в таком случае. Беда нашего поколения - мы не умеем
удивляться. Обо всем мы уже читали, слышали,  задумывались.
-- Читаю. А что? Интересно?
Он повернулся ко мне. Лет, наверное, двадцати - худенький,
сутуловатый. Лицо - из мультфильмов анимэ: острые черты, большие глаза,
пышные пряди волос, разметанные по скулам. Похож на девчонку.
-- Гххм. Ну, спасибо. - Улыбнулся он.
Ой, мама. Он же и впрямь их читает. Ну, ничего...
"А я девочка с плеером... как бы его расспросить про это... с веером...
интересно же.. да и парень симпатичный... вечером не ходи.." Думать в два
слоя получалось не очень хорошо.
-- Ты девочка с плеером, а я мальчик симпатичный.. Не валяй дурака, я
все равно все это слышу. Хочешь - уходи, хочешь - давай поговорим.
-- "Давай поговорим!"
-- Проверяешь? Ладно, залезай сюда.
Он открыл заднюю дверцу машины. Ой, мама! Никогда не думала, что в
таком небольшом пространстве можно уместить столько всего. Здесь
помещался небрежно расстеленный спальник - совершенно шикарный,
телевизор, вернее моноблок, из таких, которые можно подключать к
аккумулятору, кажется; ноутбук, рюкзак, какие-то вещи и что-то вроде
биотуалета. Под потолком красовался очень дорогой музыкальный центр. Да-а..
не бедствует человек!
Сидеть на полу, застеленном  надувным матрацем, было уютно.  Да и
сама машина оказалась не такой уж маленькой. Мы пили "Кока-колу"  и о чем-
то болтали. Разговор не был особо примечательным ничем, кроме одной
детали: часть фраз я не произносила вслух. Если бы вы только могли
предположить, какая великая вещь телепатия! Вместо того чтобы мучительно
описывать что-то, можно это попросту представить себе. И все. Собеседник
понимает тебя с недостижимой иным путем точностью...

Он остался у меня. Звали его.. вернее, он называл себя - Чем. Смысла
этого имени я выспрашивать не стала, оно меня устраивало. В первый же день,
когда я пришла с работы, в моей до того довольно обычно обставленной
квартире появились новый телевизор, "Мицубиси Электрикс", который с
автоповоротом, в точности, как с рекламы, еще полный комплект аппаратуры и
компьютер. Самой новой модели. С самым дорогим монитором.
Я не удивилась, я не спросила, почему и зачем все это. Лишние вопросы
- лишние проблемы. Я просто спросила:
-- У меня не будет со всем этим никаких неприятностей?
-- Нет.
Этого было достаточно.
За неделю мое жилье превратилось в помесь электронного рая и
мебельного салона. Я сумела создать из этого некое подобие тех интерьеров,  о
которых всегда мечтала, разглядывая журналы по оформлению домов. Это
было здорово. Здорово было и то, что холодильник был доверху забит
фруктами, и интернет был оплачен на год вперед.
Почему он это делал? Я однажды спросила. Ответ был странным. "Мне
нравится тратить деньги. Я уйду, а это все останется. Кому-то стало лучше".
Так он уйдет...
-- Да, я уеду. Рано или поздно. В тот день, когда мы чем-то разозлим
друг друга, устанем быть вместе.
-- Зачем? Все проблемы можно решить.
-- Нет. Я не такой, как все. Ты будешь стараться успокоить себя, но я
буду слышать твою злость и обиду, твои слова и мысли. Я не могу этого
выносить. Я попросту сбегу.. и нам обоим останутся только радостные
воспоминания.
-- Хорошо, Чем. Пусть будет так.
"Принимать все, как есть" -- основное правило моей жизни. И, в конце
концов, не плакать же о том, что человек уйдет, пока он еще здесь?

Думать о нем свободно я могла только на работе. Думать, в общем-то,
было особо не о чем. Симпатичный парень - во всем, от внешности до манеры
речи в моем вкусе. Умный. При этом не очень образованный - писал он, по
крайней мере, с ошибками. Начитанным не был, но при этом в некоторых
областях наши вкусы совпадали, и мы могли спокойно говорить о чем-то долго
и с удовольствием, понимая друг друга.
Мне было с ним хорошо и удобно каждую минуту. Днем, вечером,
ночью и утром. Он был всем тем, что я хотела бы видеть в человеке, живущем
рядом со мной. Делал все так, как мне хотелось бы, говорил то, что мне
хотелось бы услышать. Думаю, не стоит объяснять, что и любовником он был
превосходным.
Он говорил во сне непонятные фразы, сжимал мою руку, как
утопающий - соломинку, где-то пропадал целыми днями и неизвестно откуда
приносил деньги пачками.  Зеленых американских купюр. Тратил их невесть, на
что и так, словно бы рвал их на каком-нибудь кусте.  Отложенного в тайнике за
стенкой хватило бы мне уже лет на пять безбедной жизни. Но я продолжала
ходить на работу и делать свое дело. Так было интереснее.
Мы часто разговаривали. Он мог быть жестоким, когда передразнивал
меня.
-- Вы даже не знаете, насколько ваша мысленная речь может походить
на устную.. и даже превосходить ее по своей корявости.
"Ах, ты.. маленький паршивец... так и сказать.. нет.. Ах, ты.. ты,
маленький.. Нет, обидится. Нееет, обидится...".
Я заикалась от возмущения, по тридцать раз повторяя мысленно одну и
ту же фразу, выбирая верную интонацию и отвлекаясь на всевозможные
тропинки ассоциаций - а он говорил "Вот видишь!", и смеялся.
Постепенно я училась думать строгими монологами - как на
выступлении по телевизору. Это было на редкость полезно - и думалось
быстрее, и результат был лучше. Теперь меня уже не заносило из мыслей об
автобусе в мысли об экскурсии в Питер без моей воли.

-- Скажи, Чем, как ты вообще стал таким? Ты родился с этим?
--  Если бы я с этим родился, я лежал бы сейчас в сумасшедшем доме с
диагнозом наподобие "врожденное слабоумие" и писался под себя. Ребенок не
может этого вынести. На самом деле, если бы ты знала, сколько этих
слабоумных родилось такими же, как я...
-- А ты?
-- Нет, со мной все было проще. Я вырос в детдоме. Однажды.. мне
было двенадцать, я подрался с другими ребятами.. упал, схватился рукой за
розетку. Она раскололась, меня ударило током. Я лежал в больнице в коме..
потом очнулся - таким.
Стивенкинговский мальчик, подумала я.
-- Знаешь, говорят, есть всего четыре или пять сюжетов, -- ухмыльнулся
он. - А потом я сбежал из детдома и вот живу сам по себе уже восемь лет. И
неплохо живу.
-- Но как тебе удается так жить. Неужели одного чтения мыслей
достаточно, чтобы так процветать.
Он засмеялся прозрачным серебристым смехом.
-- Неужели ты думаешь, что я умею только это? Ну-ка, вставай, пойдем!
Я оделась. Он нетерпеливо тащил меня за руку по улице. Мы вошли в
обменный пункт. "Постой здесь!" - сказал он. Выбранная точка была
идеальным местом для наблюдения: я стояла рядом с охранником, в чуть
приоткрытую дверь видела Чема у окошка  и одновременно видела стоящую за
мной тетушку с толстыми авоськами. Я видела, как кассирша передала моему
спутнику большую пачку денег. Он аккуратно сложил ее в целлофановый пакет
и вышел.
Охранник, который стоял рядом со мной так близко, что я могла
определить, сколько дней он не мылся и какие сигареты курит, меня не видел.
Он смотрел через меня на тетушку.. тетушка тоже меня не видела. Ради
интереса я помахала рукой перед носом охранника - он и глазом не моргнул,
вскинула руку прямо в лицо тетке - она не заметила ничего.  Моя челюсть
отвалилась в первый раз.
Чем показал мне рукой, чтобы я выходила. Я прошла чуть вперед, едва
не толкнув толстуху с авоськами. Чем прошел следом.. и толкнул ее. Тетка, как
и следовало ожидать, разразилась бурей негодования:
-- Ах, ты, чернорожая! Понаехали сюда, торгашки проклятые, ишь,
вырядилась, как на блядки...
Моя челюсть отвалилась еще раз, и намного ниже. Перепутать
светловолосого и белокожего парня в скромных джинсах и маечке с некой
уроженкой Востока было крайне сложно, на мой взгляд. Однако же...

-- Как ты это делаешь?
-- Погоди, не торопись. Вот тот охранник - как ты думаешь, кого он
увидел вместо тебя?
-- Пустое место, я поняла.
-- Именно. И тетка тоже.  А вместо меня? Разряженную восточную
девицу лет под тридцать, всю в золоте и с шикарным маникюром. А вот
кассирша - мужчину лет под пятьдесят, похожего на преуспевающего
бизнесмена - в дорогом плаще, с сотовиком. Он покупал полторы тысячи
долларов.
-- А на  самом деле?
-- А на самом деле она просто отдала мне эти деньги. И все.
-- А ты не боишься, что тебя когда-нибудь поймают?
-- Нет. Внушение остается на всю жизнь.
-- Знаешь, мне все это не нравится...
Зачем ты показал мне все это.. Ведь было так легко и просто! Я не
могу пользоваться краденым, мне кусок в горло...
-- Тебе же было интересно. Я знаю, что было.
Я представила, как сейчас дам ему пощечину.. увесистую, крепкую
пощечину. И уйду.
Он вздрогнул, как от удара, побледнел - как-то нехорошо, синева
медленно заливала лицо от висков. Схватился за голову.
-- Никогда так, пожалуйста, не  делай...
Голос был тихим, сдавленным.
-- Почему? -- я испуганно потянула его за руку. - Что такое?
--  Лучше ударь рукой. Ты сильная. Очень сильная. Ты не такая, как я..
но у тебя тоже очень большая одаренность. Разве ты не знала?

Пожалуй, я знала. Знала, что если в метро мне наступят на ногу, я могу
подумать что-то недоброе человеку в спину, и он оглянется на меня, словно я
заорала ему это на ухо. Что я могу, пристально глядя на начальника, заставить
его отказаться от необоснованных претензий в мой адрес и извиниться, просто
с силой подумав "Извинись, скотина!". И почувствовать на расстоянии
настроение другого человека... Но знание это еще не было осознанным. Теперь
я поняла многое из того, что со мной случалось. Мою способность к видениям
иных событий в иных мирах.. И еще что-то.
-- Ладно, пойдем.
Он взял меня под руку, и мы пошли вниз по улице.
Дома он не стал, как обычно, включать сразу и телевизор, и
магнитофон. Лег на диван, укрылся с головой.  Я тихонько подошла, положила
руку ему на плечо. "Что с тобой?" - "Ничего, пройдет. Голова болит. Так
бывает".
-- Это из-за меня?
-- Да, но  не волнуйся. Ты же не нарочно. Все будет хорошо.
Но хорошо не было. Он лежал, стискивая виски руками. Потом его
долго тошнило в ванной, он приплелся назад и рухнул на кровать. В комнате
почти не было света, но он болезненно щурился даже на свет ночника. Бледное
лицо, расширенные зрачки, капельки пота на лбу и сухие побледневшие губы.
У меня никогда не болела голова так, чтобы доставлять мне
беспокойство. Поэтому я испугалась.. да и чувствовала себя виноватой. Я
сидела рядом с ним, и, как он попросил,  тихонько читала в полупотемках. Но в
какой-то момент он поднялся, мне сначала показалось, что все прошло. Нет. Он
посмотрел на меня - бледное лицо, черные провалы зрачков, страдальческая
гримаса - и сказал:
-- Однако все. Вызывай "Скорую".
Голос, впрочем, был бодрым.
-- И что сказать?
-- Скажи, приступ головной боли. Опиши, что видишь.

"Скорая" приехала минут через двадцать. Здоровенный мужчина в
зеленом комбинезоне задал несколько вопросов, потом  спокойно достал пару
ампул, сделал внутривенный укол, позвонил куда-то по телефону, попрощался
и уехал. Чем заснул сном младенца. Сразу после укола он порозовел,
заулыбался, вообще, стал выглядеть слегка пьяным и довольным жизнью. На
следующее утро, было воскресенье, мы проснулись поздно и  еще долго не
вылезали из постели. Но меня беспокоил вчерашний  случай. Вероятно, я
думала  об этом слишком четко.
-- Да, со мной такое бывает. Я слишком напряг мозги в обменнике,
потом еще ты стукнула. Я страдаю этой распроклятой мигренью еще с самого
начала. Врачи говорят, что это последствия воздействия тока. Это все ерунда...
просто иногда бывает так, что врача вызвать  некому. Но это все проходит.
Просто.. каждый раз бывает так хреново, что мне кажется, что я вот-вот умру.
На самом деле, от этого не умирают. Забудь, в общем. И спасибо за заботу.
-- Ну что ты, не стоит.
-- Знаешь, мне с тобой хорошо.
Мы гуляли по Арбату и его окрестностям до позднего вечера. Чем
развлекался, как мог: изображал в сознании окружающих себя девушкой, а
меня парнем, отгадывал числа на спор, чем пугал прохожих, ибо угадывал
точно. Он веселился, словно ребенок в Диснейленде. Но было в этом веселье
что-то лихорадочное, исступленное. Словно бы он хотел что-то забыть.

Вечером он сказал мне.
-- Знаешь, люди сожгли бы меня на костре, если бы знали, что я такое.
Даже сейчас, в наше время.
-- Почему?
-- Потому что я могу узнать о человеке все. Даже против своей воли.
Все. Любые тайны, секреты, все, чего он стыдится и стесняется. Все, что у него
в голове. А в головах у людей ужасно много грязи. По крайней мере, им так
кажется.
-- Например?
-- Вот я знаю одну милую девушку. Она умная, добрая, хорошая. Но
иногда она мечтает, чтобы во всем мире не осталось ни одного человека, кроме
нее. Еще она любит в своих эротических фантазиях представлять себя
мужчиной. Однажды в школе она украла у учительницы кошелек. И выбросила
на улицу купленного на рынке котенка, потому что побоялась, что
родственники ее накажут...
И вот тут я действительно дала ему пощечину. От души.
-- Кто тебе разрешил, тварь, копаться в моих мозгах?
Я не понимала причины своего гнева, но мне было ужасно стыдно и
противно. Меня словно бы вывернули наизнанку.
-- Вот видишь, теперь и ты отправляешь меня на костер. Только ты не
понимаешь, что я не могу этого не знать. Как ты не можешь не видеть, какого
цвета небо.
-- Меня это не интересует!
-- Только ты не понимаешь одного: все люди имеют таких скелетов в
шкафах своего мозга. И все это мелочи. И ты ничуть не хуже других.. просто ты
убедила себя, в том, что остальные лучше. Но это не так. Слышишь меня, не
так! Все вы одинаково грязны и чисты, все!
-- Но я  имею право хранить свои тайны!
--  Храни, сколько влезет. Только умоляю тебя., успокойся. Разве ты в
чем-то виновата?

Но успокоиться я не могла. Внутри все кипело. Я сама не знала, почему
меня так задели те несколько фраз, вытащенных из моей головы. Ведь когда я
это делала или думала,  я же не стеснялась? Меня словно ткнули носом в
зеркало, которое показывало все, что я хотела спрятать. И я ненавидела хозяина
зеркала. Так сильно, как еще никого. Я заперлась в ванной, включила воду и
ревела, сидя на краю ванны. Мне было ужасно противно.
Потом я стала думать. Ведь он же не осуждал меня, нет. А кто же
осуждал меня? Совесть? Но где она была раньше? Нет, это не совесть. Это
какой-то глупый предрассудок, тот, который мешал мне стать верующей - я
всегда боялась исповеди. Боялась рассказать кому-то о своих грехах, истинных
и выдуманных. Насильная исповедь - вот что этот мальчишка сделал со мной.
И это было, в конце концов, хорошо. Ведь он же принял меня такой, какой я
была. Знал все это - и не отвернулся. Не ушел, не счел меня грязной и
недостойной общения.
Я вылетела из ванной пулей. Мне хотелось обнять его, сказать спасибо.
За то, что он помог мне увидеть что-то в себе, за то, что принял меня такой, как
я есть. И  сказал мне о том, что все это - нормально. Что нет безгрешных
людей.

В квартире было пусто. Я метнулась к окну - машины не было.
Все.
Он уехал.
Единственный человек, с которым можно было быть собой.
Единственный человек, который мог принимать людей такими, какие они есть,
а не хотят казаться - потому что знал их всех, как никто другой.
Я хотела выйти на улицу. Но меня остановил белый листок бумаги на
зеркале. Это была записка, а под ней - два листка бумаги. Вернее,  фотографии,
сделанные на "Поляроиде". В записке было сказано: "Прости, но я говорил, что
этот день придет. Прости за то, что увидишь на фото. Я  всегда был тем, каким
меня хотели видеть другие. Я люблю тебя. Chameleon". Чем..
На фотографии был изображен в полный рост мужчина лет за тридцать:
невысокий,  стройный.  На второй - его лицо крупным планом. Темные
волосы, низкие надбровные дуги. Лицо в буграх и рытвинах от юношеской
угревой сыпи. Уродливое лицо, по любым меркам.
Можно внушить всем мыслящим что угодно. Нельзя внушить что-то
фотокамере.
Человек, который смог простить всем людям их несовершенство, так и
не смог поверить в то, что это простят ему.
Человек, который всегда притворялся разным, но именно тем, что
хотели видеть окружающие.
Хамелеон.

И  вот я сижу на полу у зеркала и плачу, потому  что он уехал,  и так и не
узнал, что я могла бы полюбить его и таким...